А дальше были события, про которые я сначала вообще не хотел рассказывать, потому что это — реальная драма живых людей. Но потом, после того, как почитал на форуме НГС топик про то, как ребёнку ночью прострелили ногу, решил, что всё-таки напишу. Думаю, что чем больше конкретной правды об Алтае и алтайцах, тем лучше.
Впереди появились две человеческие фигурки, движутся от протоки в сторону деревни. Поближе стало видно, что одна фигурка покрупнее и движется равномерно, вторая — намного мельче и двигается туда-сюда, то забегает вперёд, то отстаёт. Либо человек с собакой, либо взрослый человек и ребёнок. Да, взрослый и ребёнок. Потом маленькая фигурка движется мне навстречу. Это девочка лет 5-ти, алтайка. Говорит: «Пойдёмте, мама хочет Вам что-то сказать.» Подходим вместе к её маме, мама сидит на земле, рядом — ещё один ребёнок, мальчик лет 3-х. Молодая алтайка, не первая красавица и не уродина. Пьяная и заплаканная.
Начала она с вопроса, не знаю ли я «где здесь самое глубокое место в Катуни». А дальше — просит меня взять с собой девочку. Я отвечаю, что не знаю, сам уже давно подозреваю что-то недоброе. Так и есть, она собралась топиться.
Её прогнал муж. Они в Инегене были в гостях, её напоили водкой (по её словам получалось, что насильно напоили) а потом муж её прогнал с детьми. И теперь идти ей некуда. Год назад умер её отец, и теперь защиты ей ждать не от кого. И она решила покончить с собой, типа — к отцу своему уйти, утопится в Катуни. Но так уж складывается, что сначала ей приходится объясняться с первым встречным, то есть со мной.
Говорит: «Ведь здесь жизнь ненастоящая, там настоящая.» И детей с собой забрать «туда». Ну и всякий романтический бред, чтобы найти красивое место, обрыв, а внизу — Катунь бурлит, и никаких шансов выплыть.
А тут такая «неудача» — мелкая тихая протока. И дети. Поначалу соглашались «пойти вместе с мамой» но, когда подошли к воде поближе, девочка стала соображать, что ей предлагают идти в воду, и отказалась. Так что теперь девочку она хочет мне отдать: «Вот у меня деньги, тысяча рублей, нам (то есть ей с сыном) там они не нужны». А я значит, чтобы девочку отвёз и отдал в приют где-нибудь в городе. «А Мальчик со мной пойдёт, пойдёшь со мной?» Мальчик кивает головой. Конечно, а какого ответа ожидать от трёхлетнего малыша, когда мама его спрашивает: «Пойдёшь со мной?» Ну и дальше в том духе, что там им будет хорошо, только чтобы ребёнок не испугался и прыгнул, а для этого нужно, чтобы место было красивым.
Сначала слушал, пусть выговорится, а я ситуацию оценю. Чтобы поддержать разговор, рассказал про одно очень красивое место на Ергаках: вершина Зуб Дракона. «Знаю одно очень красивое место, только это не на Алтае, а в Саянах.»
Должен признаться, что этот вариант я держал когда-то для себя как хорошую зацепку. Запомнить, что есть такое довольно-таки доступное место, и если вдруг когда-нибудь захочется покончить с собой, то делать это надо именно в таком месте, и именно так: Последние секунды провести в полёте. А пока доберёшься до Ергаков, пока дойдёшь до Зуба Дракона, пока поднимешься, на озёра разноцветные сверху посмотришь — так уже и дурь из головы повыветрится, и жить опять захочется.
А если зимой случится такое мероприятие? Ведь три красивые озера будут под снегом! Зато зимой на дикой природе дурь выветривается намного быстрее! Думаю, даже через перевал переходить не придётся. Хватит дойти до избы альпинисткой и переночевать там.
Впрочем, мне эта зацепка так и не понадобилась. Ну что ж, может быть кому-нибудь другому пригодится.
Понятно, что для этого человека это сейчас не зацепка, так — разговор поддержать. На минуту оживилась, стала интересоваться, где это, как далеко ехать? «Ехать туда далеко, надо на поезде ехать, потом ещё на машине.»
Ну ладно, разговор поподдерживал, а что делать то? У меня денег что-то чуть больше 400 р., и из еды — только крупы. Самое разумное — пристроить её к каким-нибудь соплеменникам. Единственный вариант в этом роде, который я могу предложить — хозяин турбазы: «Вон там турбаза строится, хозяин — нормальный дядька, я с ним разговаривал. Попросись к нему переночевать.»
«Здесь, в Инегене меня никто к себе не пустит, тут все моего мужа боятся».
Ещё поговорили. Узнал их имена. Здесь, конечно по именам называть их не буду. Пусть будут условные «имена»: Женщина, Девочка и Мальчик. Женщина училась когда в техникуме в Горно-Алтайске, не доучилась. Сейчас на работу её никто не берёт. Пять лет занимается только домашним хозяйством. «Сколько тебе лет?» «Тридцать». Я бы не дал ей 30 лет, выглядит моложе, и ни одного седого волоса в чёрных волосах.
Выговорилась, села, обхватив колени.
Ладно, ситуация понятна на этот момент. Надо думать о ночлеге для четверых. А об остальном – завтра, когда проспится.
Неподалёку несколько сухих тополей лежат поваленные. У одного из них так удачно ветки торчат, можно полиэтилен повесить, под полиэтиленом им троим места хватит. С одной стороны — полиэтилен от ветра будет защищать, с другой — костёр греть, может быть даже без моего спальника не замёрзнут.
Первым делом разжёг костёр в этом месте, поставил варить кашу. Детей позвал, кашей покормил. Чай заварил. Дети не сильно голодные были. Мальчик так вообще чуть больше одной ложки съел, больше налегал на сушёную клубнику. Это когда Женщина в сумке рылась, деньги искала, мешочек с клубникой достала. Хороший такой мешочек, около килограмма ценного сушёного продукта. Девочка рассказала, что это они с бабушкой собирали клубнику, когда ездили к ней прошлым летом. «А где ваша бабушка живёт?» «В ***.» Название мне ни о чём не сказало, но на всякий случай запомнил. Хоть какая-то зацепка в этой жизни у Женщины есть!
Полог из полиэтилена сделал, коврик свой перед костром расстелил, Женщину позвал к костру сказал ей на коврик ложиться. Она не возражала, добрела и легла, уже давно спать хотела сильнее, чем топиться.
Подумал, что времени уже много прошло как бы Мальчик не обписался. Так то наверное мама ему штанишки снимать помогает, теперь мне придётся. Спрашиваю Девочку: «Если Мальчик писать захочет, ему наверное надо помочь, штаны снять». «Нет» — отвечает — «не надо помогать, он сам пописает». Мальчик, услышав наш разговор, начал снимать штанишки. «Мальчик, здесь возле костра писать не надо! Отойди подальше, где никто не ходит.» Всё прекрасно понял, отошёл, пописал, запросто справился со своими штанишками.
Дети поев и согревшись, повеселели. Классическая детская забава у костра в сумерках — размахивать палочкой, у которой конец тлеет. Угольки от набегающего потока воздуха разгораются сильнее и ярче и в темноте рисуются огненные фигуры.
Какое-то движение в темноте со стороны дороги. Гости пожаловали (или я в этих местах — гость, в такой ситуации всегда есть какая-то двойственность). Впрочем, независимо от того, кого мы признАем гостем, а кого — принимающим хозяином, будет лучше, если первым здоровается путешественник с местными жителями. Здоровается первым, открыто, уверенно и громко.
Шаг в ту сторону, и, обращаясь к появляющемуся из темноты человеку:
— Здравствуйте.
— ЗдорОво.
— Меня зовут Алексей.
Несколько молодых мужчин, трое или четверо. Один вышел напрямую ко мне, назвал своё имя, руку протянул для пожатия. Остальные — поодаль, с двух сторон. Не то, чтобы в кольцо берут, но готовы сделать это в любой момент. Переговариваются между собой короткими фразами, пару раз звучит слово «турист». И какое-то такое ощущение, что каждый раз, как произносится это слово, напряжённость в атмосфере спадает. Поздоровались, подошли ко мне по очереди, представились, руку пожали, куда-то в сторону отошли. Я продолжаю разговаривать с тем, который вышел из темноты первым навстречу мне. Уже понятно, что это — тот самый муж, который выгнал эту Женщину.
Вообще, впечатление эти парни производят нормальное. Немного выпившие, но ведут себя прилично.
Обычные вопросы-ответы. «Да турист.» «Путешествую в одиночку.»
Дети тут же рядом. Берёт Мальчика за руку: «Это — мой сын, если что.»
«Я рад.»
Показывает на Девочку: «Это — моя дочь. Это мои дети, я из забираю.»
«Я рад, очень рад.»
Про свою жену: «Напилась сама, так зачем детей мучить!»
Можно, конечно, иметь разные мнения, хозяин я в этой ситуации, или гость. Но то, что я им здесь — не судья, это однозначно!
Кто-то берёт детей за руки, уводит в сторону деревни а на Женщину, спящую возле костра, — ноль внимания. Похоже, что вообще с собой забирать не собираются. Надо что-то сделать!
«Ты её любишь?»
«Люблю. Конечно!»
«Так забирай с собой, она рада будет.»
Всё нормально, поднимает жену на ноги. Кто-то уводит её, так же как и детей. Сумку тоже забрали, и одежду, которая была из сумки вынута, — тоже. (Мои вещи совсем в другой стороне, так что никаких вопросов ни у кого не возникло).
Помню, кто-то из парней ещё что-то спрашивал про моё путешествие, про то, как я обычно ночую. Кто-то чаю попил, в-общем это всё происходило несколько дольше, чем вы сейчас об этом читаете.
И ещё небольшое продолжение разговора: «Опасно вот так одному. Тут жёсткие ребята могут приехать».
«А вы — не жёсткие?» — спрашиваю, имея в мыслях, как Женщина говорила, что её мужа в Инегене все боятся.
«Нет.»
«Мягкие, значит.»
Пожалуй и правда — мягкие.
Итак, событие закончилось. Что я имею в сухом остатке? Прекрасно оборудованное место для ночлега с кучей сухих дров.
Искупался. Не люблю я купаться после ужина, нефизио-логично это. Для меня лучше перед ужином в холодной воде помыться, чем после ужина в тёплой. Однако, раз уж так получилось, спать, не помывшись, ещё менее физио-логично.
Ночью даже в спальник не залазил. Дрова тополиные, хотя я и выбрал для себя самые толстые, всё равно прогорали быстро, но тепла давали много.
11 июня
Утром обнаружил ещё один сухой остаток — мешочек с сушёной клубникой. Ночью, когда пришёл поисково-спасательный отряд, и всех увёл, этот мешочек никто не заметил в темноте, и естественно, никто про него не вспомнил.
И ещё — утром обнаружил на себе впившегося клеща. Это — единственный клещ, который впился в меня за этот поход. Сейчас уже все сроки позади, можно уверенно сказать, что не заболел. Может быть клещ был незаразный, может быть то, что я когда-то в юности-молодости ежегодно прививался, а может быть — иммуноглобулин, который мне вкололи год назад по страховке, продолжает действовать? Кстати, тогда, год назад парадоксально получилось: на всю бригаду — единственный укус клеща, и цапнул он человека, который меньше всех был на земле, почти всё время на вышке зависал.
Продолжение пути.
Поднялся на плато. Рядом с дорогой — мягкая трава. Разулся, иду босиком по траве. Иду почти что с удовольствием, но вот едет машина со стороны Инегеня. Пока ещё далеко от меня. Если бы нога не болела, то наверное, не стал бы стопить, так бы и шёл пешком до Чуйского тракта. А так — быстро начинаю обуваться, чтобы босиком не голосовать, вдруг не поймут. В итоге — голосую в совсем смешном виде, наполовину обувшись. И при посадке мешкаю, водитель неудовольствие высказывает.
Микроавтобус Мицубиси-Делика, я уже внутри сижу. Бригада местных жителей, строители-отделочники. Несколько мужчин и одна женщина. Однако, я слегка одичал за эти два дня. Дырка на шортах уже в половину задницы, а я хожу, как будто так и надо. А выходить мне теперь – вообще в населённом пункте. Быстренько повязал рубашку на поясе в виде фартука задом наперёд. Мне досталось место возле правого окна спиной вперёд. Смотришь из окна вниз, и обочины не видишь, её, обочины, — просто нет, видишь бок машины и пропасть.
Мост через Катунь. Такие висячие автомобильные мосты, похоже, на Алтае — обычное явление. Если после дождя, то машина переехать его может только в динамике, набрав скорость на спуске к середине, и потом по инерции въехав на подъём вторую половину моста.
Высадили меня в Ине.
От Ини осталась в памяти картинка: трасса, слева от трассы, в полусотне метров — дома. Справа — никаких строений, лужайка, переходящая в склон горы. (Строения начинаются чуть дальше по ходу трассы, там несколько домов строится, и возле этих домов остановилась Делика, которая меня подвезла.)
Голосую, потом вспоминаю, что надо переодеться в джинсы (там нет дыры на заднице, да и вообще, для автостопа одежда более удобная, чем шорты). Лезу в рюкзак, по дороге едет машина, джип. Голосую с развязанным рюкзаком в руке «если я ему интересен, то он меня и в таком виде подберёт». Подбирает.
Алтаец лет за сорок. Опять еду на джипе, и опять внимание больше захвачено разговором, чем дорогой. Ощущение — как будто сидишь в удобном кресле возле телевизора, по телевизору идёт передача про путешествия. А здесь, по эту сторону экрана, сидит ещё один человек, и что-то говорит.
Человеку очень хотелось поговорить-высказаться. Слышал ли я, как наш премьер обязал начальство в каком-то городе выплатить зарплату людям, работающим на градообразующем предприятии? И пригрозил всем остальным губернаторам, что будет их увольнять, если подобное повторится? Не сказать, чтобы мне эта тема была очень уж интересна, но с другой стороны, это хорошо, что водитель сам подкидывает тему для разговора, и вдвойне хорошо, что сам же на эту тему больше всех говорит (это — азы автостопной науки). Так что я лучше засуну пока куда-нибудь подальше своё желание поделиться рассказом о своём путешествии. Я поддакнул, (впрочем нисколько не кривя при этом душой,) что демократия «в западном варианте» для России не подходит. Что-то ещё он говорил про своего Горно-Алтайского губернатора.
Когда разговор пошёл о туризме, то тоже говорил больше он, а я больше слушал. Учился он в Иркутске. Когда студентом был, участвовал в велосипедном походе по заброшенной железной дороге вдоль Байкала. Рассказывал, как проходили через многокилометровые туннели. Впрочем, я сейчас могу что-нибудь перепутать, потому что пишу по памяти, заметки на этом этапе путешествия я делал очень нерегулярно и неподробно.
Спросил меня, как мне понравился Горный Алтай?
Очень понравился. Есть в Горном Алтае одновременно что-то от Средней Азии, и что-то от Сибири. И каждая долина, каждый район — это другая страна, не похожая на соседнюю долину. И ещё – ощущение святости. Скажем, в Саянах, где я больше всего ходил в походы, если мне надо разжечь костёр, то я ни секунды не задумываясь, развожу его там, где мне надо. А здесь — буду идти 5, 10 километров, пока уже существующее кострище не встречу. Новое сделать — это примерно как в музей прийти и на висящей картине рожу нарисовать. В следующий раз на Алтай пойду — надо будет обязательно газовой плиткой обзавестись. И сказал, что пройденный мной маршрут очень привлекателен для велосипедного похода. Даже вот здесь, на Чуйском тракте, машин совсем немного, а асфальт — хорошего качества, на велосипеде ехать было бы приятно. А то, что подъёмы-спуски, ну да, есть такое, так ведь это — физически активный отдых. Он согласился.
«А интереснее всего знаешь как было бы? Проехать через весь Горный Алтай на коне верхом!» И так он это сказал, что стало ясно, что сам давно о таком путешествии мечтает. Но тут я с ним не согласился: «Думаю всё-таки, там, где асфальт проложен, лучше на колёсах ездить. Как-то даже коня жалко будет по тракту по асфальту гнать рядом с машинами.»
Потом он рассказал, что в Новосибирске есть компания «амазонок» (опять местными жителями упоминается Новосибирск в интересном виде! Первое упоминание — это экстремалы, которые по лошадиной тропе на 2-х Нивах проехали, забыл сказать). Женщины собираются чисто женской компанией и едут в отпуск в Горный Алтай. Здесь, на каком-то озере они каждый год останавливаются, никто кроме них про это место не знает, живут они там дикой жизнью и ходят голые. И иногда шокируют туристов: Идут себе туристы по тропе, а тут из леса — обнажённая женщина верхом на лошади!
Понятно, человек любит свою родину — Горный Алтай. И старается подогреть интерес к ней у приезжего. А я так думаю, что эти Алтайские Амазонки — явление того же рода, как Белый Спелеолог, и Чёрный Альпинист. Хотя дыма без огня не бывает, я например, лично знал одного спелеолога, который сшил себе белый комбинезон, и каждый раз его тщательно стирал.
Про этот участок Чуйского тракта у меня остались такие записи:
Яломан — вкусные яблоки (об этом водитель джипа мне сказал).
Южнее перевала Чике-Тамана нет МТС.
Ещё запомнилось, как на подъёме к перевалу (с южной стороны высота набирается постепенно, дорога идёт вдоль речки) опять была стойкая иллюзия, что мы едем под гору, а речка бежит навстречу нам в гору. Но этот эксперимент никак нельзя считать чистым. Когда едешь в комфортабельной мощной машине, да ещё на большой скорости, уклоны и крутИзны не всегда верно ощущаешь. Возможно, если остановиться, выйти из машины, посмотреть в разные стороны, то иллюзия рассеется.
Не так на берегу Катуни, где я проходил вчера. Там на протяжении примерно 3-х километров видишь, как Катунь бежит в гору, при этом иллюзия сохраняется в любом месте, и когда смотришь на реку сбоку, и когда смотришь вверх по реке, и когда смотришь вниз по реке. Этому, конечно, есть простое объяснение. Там такой ландшафт, что вдоль берегов тянутся наклонные плато. Плато эти идеально плоские, наклонены они в ту же сторону, куда бежит Катунь, но заметно круче. Надо полагать — это дно древней реки. (Ну и поток же там был!) А потом Катунь пропилила в этой наклонной плоскости ещё более глубокое русло. Всё это понимаешь умом, и понимаешь, что видишь иллюзию, но иллюзия от этого понимания не рассеивается!
Человек, который меня подвозил, живёт в Горно-Алтайске. «Собираюсь» — говорит — «у себя перед домом аил сделать». Хочется иногда возле костра посидеть.
Аил — это бревенчатый сруб с конусообразной крышей. Чаще всего — шестиугольный (как гайка). В центре аила зажигают костёр. В центре-вершине крыши — отверстие для дыма. Раньше алтайцы в аилах жили, сейчас живут в избах, как русские в деревнях. Но в алтайских деревнях почти в каждом дворе ещё и аил стоит. Летом его как кухню используют, а зимой — не знаю.
Ехал он вообще-то в Горно-Алтайск, но по пути у него было дело в Онгудае на 1-2 часа, так что я вышел в Онгудае в самом центре. Вышел к реке (Урсул), помыл ноги, посидел-помедитировал, переоделся-таки в джинсы, и пошёл на трассу. Кстати, есть объездная трасса, очень удобно для автостопа. И я мог в центр Онгудая не заезжать, на въезде-развилке выйти. Но я хотел в магазин какой-нибудь продуктовый изобильный зайти, сыра купить. Но как-то опять не судьба была мне сыра купить, сыр был, но не горно-алтайского производства, привозной, я покупать не стал (про мёд я даже уже не вспоминал.)
Какой-то грузовичок, помнится, довёз меня до ближайшей от Онгудая деревни. А там меня опять подобрал знакомый джип.
Поездка его сейчас связана с подготовкой школ республики к учебному году. Заехали ненадолго в одну деревню километров 5 в сторону от трассы. Он ходил в школу по своим делам, а я в магазин. Таких скудных магазинов я со времени перестройки не видел!
За Туектой возле перекрёстка, сворота на Усть-Кан — кафе. Зашёл, купить сыра и решил вдобавок пообедать по цивильному. Можно было, конечно, как все эти дни делал, опять пойти на берег, найти дрова, разжечь костёр… То есть продолжать играть в сурового туриста и одновременно экономить деньги. Но это — долго, а время обеда по расписанию и так уже было изрядно пропущено. (Хотя у меня есть целых две уважительных причины для этого: 1. Везло на трассе, то есть везли хорошо и 2. Сыр нигде купить не мог, но старался.)
Так что я решил поиграть в сурового туриста, вышедшего с маршрута в населённые места. И то верно, что «поиграть», потому что порции, которые я съел, настоящему туристу после маршрута показались бы игрушечными.
Рыбу жареную взял. Специального ножа для рыбы (1) мне не подали, но сама рыба была вполне первой свежести(2) и приготовлена очень вкусно!
От участка Туекта — Усть-Кан остались очень скудные воспоминания и ещё более скудные записи. А вообще-то всё шло гладко в нормальном среднем темпе. Не очень долго стоял (на самом деле сидел на рюкзаке бОльшую часть времени). Ехал на очередной машине до очередного места. Там первым делом медитировал недалеко от дороги. Потом опять ловил машину. И так далее.
В записях осталось, что на перекрёстке в Туекте не ловится МТС, а в Теньге хорошо ловятся МТС и Би-Лайн.
Запомнилась деревня Ело. Там долина, и вся эта долина заставлена небольшими и не очень большими горами правильной конусообразной формы. Очень своеобразный пейзаж, больше такого нигде не видел!
А потом ехал на стареньких жигулях (номер на 22) с двумя мужиками, которые добирались куда-то, где их ждала работа, и везли с собой полный багажник инструментов.
После перевала Чике-Таман, который я проезжал на переднем сиденье джипа, Ябоганский перевал не произвёл вообще никакого впечатления, тем более, что теперь я сидел на заднем сиденье. Просто дорога сначала шла на подъём, не крутой, потом пошла на спуск. Спуск вообще был пологий.
Довезли они меня до Усть-Кана.
В Усть-Кане вышел на том же самом месте, площадь за мостом, где 4 дня назад вышел из джипа с горными туристами. Так же, как и тогда, пришлось идти пешком до самого выхода из посёлка, только теперь в другом направлении.
Иду по улице, навстречу, перегородив половину проезжей части, четверо подвыпивших парней, на лицо — алтайцы, но, пожалуй не чистокровные алтайцы. Завтра — праздничный день, парни уже начали отмечать, выпили алкоголя, ощутили себя героями, и пошли по главной улице в своём районе, типа порядок наводить. Естественно, моя персона их живо заинтересовала. Один из них, самый рослый и широкий: «Стой! Кто такой!» (За дословную точность цитирования не ручаюсь.)
Моя внутренняя реакция: «Был бы ты трезвый, интересно было бы с тобой пообщаться, а так, как сейчас… Ладно, поиграем в игру: ты — здесь главный, и я буду тебя внимательно слушать, и на твои вопросы отвечать, но для меня ты не начальник, просто человек». Пьяный ведь — тоже человек?
Отвечаю примерно то же, что говорю подвозящим меня водителям, только покороче. Мои ответы, моё поведение как-то быстро убедили их, что порядок на их улице я не нарушаю, и не собираюсь нарушать. Думаю, вид моей бороды тоже добавил убедительности такого рода.
Такие случаи — совершенно обычное дело в походах, хотя ходим мы, конечно, не ради такого «общения».
За Усть-Каном вышел на берег Чарыша, помедитировал, опять вышел на трассу.
Впервые за свой поход подумал, что про участок Коргон — Сентелек надо бы узнать не только про проходимость дороги, но и работает ли в Коргоне паром через реку Чарыш.
ГАЗон, за рулём — пожилой алтаец. Раньше в городе (скорее всего в Горно-Алтайске, хотя я не уточнял) работал экспедитором, теперь в Усть-Кане живёт, шоферит.
«Где лучше?»
«Везде лучше. Хорошо, где работа есть.»
Вдруг, ни с того ни с сего: «Открой бутылку.» Я не понял, для чего ему потребовалось на ходу открывать бутылку водки. «Здесь — святое место.» В общем, это такая традиция — открывать в святых местах горлышко у бутылки с водкой, чтобы духи этого места эту водку… даже не знаю, что там духи делают с водкой в этот момент. В следующих святых местах водила уже не доверял мне эту ответственную операцию, сам свинчивал натренированным движением крышку у бутылки, продолжая рулить, держал открытой около секунды, закручивал обратно и клал бутылку на место недалеко от рычага ручного тормоза. А святых мест оказалось вдоль дороги немало.
Спросил его про паром возле Коргона. Что мол дорога с Коргона на Сентелек на карте показана вдоль правого берега Чарыша.
Нет, парома нет, уже несколько лет нет, как что-то там с ним случилось, так с тех пор и не плавает. Весёлый вырисовывается сюжетик: под конец выясняется, что ключевой участок на моём маршруте непреодолим, и как бы вообще не пришлось мне завтра повернуть назад! А мог бы про этот паром узнать ещё когда дома поход планировал! Высказываю это вслух и получаю от водителя обнадёживающий ответ, что от Коргона до Сентелека есть пешая тропа по левому берегу вдоль самой реки. Сказал он это совершенно уверенно.
Значит всё-таки мой способ действия оказался абсолютно верным! Надо просто идти в интересное для тебя место, и уже там черпать более подробную информацию про маршрут. А уж источники этой информации не заставят долго себя искать! Это намного интереснее, чем планировать всё до мельчайших подробностей, сидя за компьютером.
Приехали в деревню Тюдрала, водитель свернул на окраинную улицу и остановился возле какого-то дома. Посоветовал через главную улицу, она же — транзитная дорога, не идти, опасно, там хулиганы обязательно пристанут. «Моему брату вчера стекло разбили.» Показал, как пройти краем деревни. Я обошёл деревню, как он и показал, так получалось даже короче до выезда из деревни.
Дорога идёт между крутым склоном и рекой Чарыш. Промежуток этот неширокий, река близко от дороги. Прошёл несколько километров. Попалась только одна стояночка — кострище на повороте, совсем близко к дороге. Место удобное, если тебе надо кого-то ждать: сидишь, костерок жжёшь, чаёк пьёшь, с дороги тебя прекрасно видно. Но спать в пяти метрах от трассы просто опасно: щебёнчатая дорога, никакой разметки, кювета настоящего тоже нет.
И ещё, хотелось встретить ручей с чистой водой. Дело в том, что в этих местах вода в Чарыше мутноватая, (наверное только во время паводка). Быть в Горном Алтае, и пить такую мутную воду…
Мост через Чарыш. Посмотрел в атлас, получалось, что за мостом эта боковая дорога через пару километров приведёт к речке, правому притоку Чарыша. И действительно — привела. Чистая речка, которую можно без труда перейти вброд. На этой стороне — поляна, на окраине поляны – кострище, в пяти метрах – куча берёзовых веток, толщиной в руку.
С одной стороны — хорошо, что дрова в сумерках собирать не надо. Но с другой стороны, эти берёзовые ветки ещё надо разжечь. Древесина под корой совсем не просохшая. На разжигание уходит довольно много времени: постоянно подкармливаешь костёр тонкими сухими веточками, раздуваешь хобой огонь посильнее. И, если оторваться от этого увлекательного занятия минут на 5, то костёр надо будет разжигать сначала.
Это место оказалась оживлённой транспортной магистралью. Проехали с той стороны речки через брод и дальше – в сторону моста, один трактор, один автомобиль, несколько молодых парней на лошадях. Большинство из них останавливались на минутку, чтобы поздороваться. Забавный разговор получился с одним мужиком, алтайцем.
Выезжает всадник из темноты со стороны речки.
— Здравствуйте.
— ЗдорОво.
Он стоит, не едет, ждёт, что я подойду к нему, ему интересно поговорить с человеком. А я костёр раздуваю. Ещё минут 10 поработать хобой у костра, и он будет сам гореть. А, если встать и поговорить с человеком, то у меня ещё час уйдёт на разжигание костра по-новому.
— Если поговорить хочешь, иди сюда! Я не могу сейчас от костра оторваться, раздувать надо.
Но он меня то ли не расслышал, то ли не понял. Постоял ещё с минуту.
— Ты что, совсем разговаривать со мной не хочешь? — с ноткой обиды в голосе.
— Да я бы рад с тобой поговорить! Я костёр оставить не могу! Дрова сырые. Если я сейчас его оставлю, потом опять разжигать придётся. Иди сюда, здесь поговорим!
Он спустился с коня, подошёл, присел.
— Меня зовут Алексей.
— Меня – Николай.
— Сейчас костёр разгорится, чай согреем, а то без чая — какой разговор?
— А у меня другой чай есть! – достаёт из внутреннего кармана куртки бутылку.
— Нет, спасибо, в дороге я водку не пью.
Николай отхлебнул глоток и засунул бутылку обратно в карман.
— Чай дома буду пить.
— Дома ждут наверное? Поздно уже.
— Жена дома ждёт.
— Я вернусь домой
На закате дня.
Обниму жену,
Напою коня.
— А я сейчас ехал, как раз эту песню пел про себя.
Ещё несколько минут Николай посидел у моего костра. Его конь добавил оживления в разговор: поссал в четырёх метрах от костра.
— Ох!!.. ты!!!.
— Что, теперь всю ночь вонять будет?
— Нет, не будет.